Хрен давно уже работал смотрителем общежития при станкостроительном институте…Если бы не собственная предприимчивость, как он считал, то он был волочил жалкое существование у телека, придирчиво оглядывая студенческие билеты и пропуска в общагу, а так, он создал практически свой гостиничный комплекс, пускай и без удобств, что позволяла называть Перес Хилтон дочкой коллеги, и поругивать ее матерком за то, что транжирит деньги, вместо того, чтобы работать той же коридорной и помогать отцу.
Каким то хитрым бюрократическим путем, общежитие повесили на баланс сразу нескольким организациям, которые толком и не знали о его существовании, проверки не приходили уже несколько лет, а счета за коммунальные услуги Хрен просто выбрасывал.
Здесь был его мир, и он был тут Царь и Бог, и заселял общагу исходя из каких то собственных соображений, беря за комнату весьма скромную мзду, испытывая презрение к постояльцам и стараясь с ними даже не разговаривать.
Возможно, что вскоре Хрен бы разучился разговаривать, а недовольное выражение лица застыло бы навсегда, если бы где то год назад, к нему не подошел бы среднего роста мужчина, и неторопливо представился:
— Ильдар, — и протянул бутылку коньяка, завернутого в газетку…
С той самой поры и завязалась их, если не сказать дружба, то деловые отношения, в которых Хрен предоставлял Ильдару свою комнатенку для коротких случек, а Ильдар благодарил его то бутылкой коньяка, то иностранной ручкой, то пачкой заморских сигарет… Иногда перепадала и более щедрая добыча — женщины, которых приводил Ильдар, бывало, устраивали истерики, и пока Ильдар исчезал, Хрен их успокаивал своим неторопливым голосом, предлагал выпить, а порой и трахал..
Все складывалось прекрасно, пока Ильдар не похвастался своими часами, которые, как он утверждал с самоуверенной ухмылкой, ему подарила сама Лохансон, или как ее там.. Ее большой плакат висел на ящике для пожарного шланга, и постоянно приковывал взгляд Хрена, порождая сладостные и щемящие чувства, которые потом смывало волной чувства острого одиночества..
Именно эти часы и породили тот самый раздор в сердце хрена, которые заставляли шептать в спину уходящего Ильдара проклятия все чаще и чаще. Несколько раз Хрен подступался к Ильдару с предложением купить эти часы. Но Ильдар неуклонно сводил все в шутку, намекая на всякие кощунственные для святыни Хрена факты получения этих часов… Когда же выпил слишком много, Хрен начинал настаивать, то Ильдар говорил, что, пожалуй, тока акт мужеложества, возможно, заставит его отдать сей ценный предмет.. Но это хрен пойти никак не мог, ибо хранил верность Лохансон, или как ее там..
Порой у Хрена возникали сомнения, что Ильдар, или Бац, как его называли его постоянно меняющиеся подружки, нагло привирает насчет часов. Но однажды, буквально на днях, Бац приехал в номер с женщиной, которая несла в руке сумку с наклейкой из аэропорта, принебрежительно говорила о России и нахваливала Ирландию.
Хрен понял — иностранка! А значит и Лохансон, или как ее там, могла быть правдой…
Впав в глубокий запой, смотритель общежития что то бормотал, порой размахивая руками или застывая, выпучив глаза. Мысль терзала, жгла его изнутри, не давая покоя… он явно представлял, как Бац заходит в комнату, которая виделась ему комнатой из его общежития, а там его ждет Лохансон, или как ее там, в одном парчовом халате, а в руках у нее бутерброд с вареной колбасой. И смотрит она похотливо то на Баца, то на бутер… А Бац, улыбаясь и растопырив руки, надвигается на нее, на ходу стягивая с себя кальсоны, одной ногой об другую.
И Хрен решил убить Баца!